Рассмотренная демографическая модель С.П. Капицы постулирует остановку в ближайшем будущем взрывной фазы роста человечества с выходом на асимптотическую фазу, независимость этого процесса от исчерпания внешних ресурсов (что предрекалось Мальтусом и прочими «катастрофистами») и информационную природу этих процессов (в отличие от генетической для прочих видов). При этом именно информационные причины определяют как развитие на стадии В (взрывного роста), так и переход к стадии С (асимптотической). Если для первого случая влияние этих причин очевидно в силу умножения числа носителей в результате разветвленной цепной реакции, что приводит к гиперболическому росту, то является ли отмеченная связь «всех со всеми» причиной демографического перехода – остается вопросом. В модели нет этому подтверждения, постулируются лишь предположения об отставании социальной компоненты развития от биологической, однако фактические данные говорят о том, что во многих странах мира демографический переход уже произошел или происходит в настоящее время, значит процесс это объективный и должен иметь какие-то причины. Попробуем выяснить, являются ли эти причины информационными, для чего рассмотрим результаты чрезвычайно интересных опытов на биологическом материале. Комментарии к тексту даны жирным курсивом в скобках.
Американский ученый-этолог Джон Кэлхаун провел ряд удивительных экспериментов в 60-70-х годах двадцатого века [7] (Скачать полный текст). В качестве подопытных Д. Кэлхаун неизменно выбирал грызунов, хотя конечной целью исследований всегда было предсказание будущего для человеческого общества. В результате многочисленных опытов над колониями грызунов Кэлхаун сформулировал новый термин, «поведенческая раковина» (behavioral sink), обозначающий переход к деструктивному и девиантному поведению в условиях перенаселения и скученности. Своими исследованиями Джон Кэлхаун приобрел определенную известность в 60-е годы, так как многие люди в западных странах, переживавших послевоенный бэби-бум, стали задумываться о том, как перенаселение повлияет на общественные институты и на каждого человека в частности.
Подробнее
Свой самый известный эксперимент, заставивший задуматься о будущем целое поколение, он провел в 1972 году совместно с Национальным институтом психического здоровья (NIMH). Целью эксперимента «Вселенная-25» был анализ влияния плотности популяции на поведенческие паттерны грызунов. Кэлхаун построил настоящий рай для мышей в условиях лаборатории. Был создан бак размерами два на два метра и высотой полтора метра, откуда подопытные не могли выбраться. Внутри бака поддерживалась постоянная комфортная для мышей температура (+20 °C), присутствовала в изобилии еда и вода, созданы многочисленные гнезда для самок. Каждую неделю бак очищался и поддерживался в постоянной чистоте, были предприняты все необходимые меры безопасности: исключалось появление в баке хищников или возникновение массовых инфекций. Подопытные мыши были под постоянным контролем ветеринаров, состояние их здоровья постоянно отслеживалось. Система обеспечения кормом и водой была настолько продумана, что 9500 мышей могли бы одновременно питаться, не испытывая никакого дискомфорта, а 6144 мышей одновременно потреблять воду, также не испытывая никаких проблем. Пространства для мышей было более чем достаточно, первые проблемы отсутствия укрытия могли возникнуть только при достижении численности популяции свыше 3840 особей. Однако такого количества мышей никогда в баке не было, максимальная численность популяции отмечена на уровне 2200 мышей.
Эксперимент стартовал с момента помещения внутрь бака четырех пар здоровых мышей, которым потребовалось совсем немного времени, чтобы освоиться, осознать, в какую мышиную сказку они попали, и начать ускоренно размножаться. Период освоения Кэлхаун назвал фазой А, однако с момента рождения первых детенышей началась вторая стадия B. Это стадия экспоненциального роста численности популяции в баке в идеальных условиях: число мышей удваивалось каждые 55 дней (ср. с моделью Капицы). Начиная с 315 дня проведения эксперимента темп роста популяции значительно замедлился - теперь численность удваивалась каждые 145 дней, что ознаменовало собой вступление в третью фазу C (по всем признакам – демографический переход). В этот момент в баке проживало около 600 мышей, сформировалась определенная иерархия и некая социальная жизнь. Стало физически меньше места, чем было ранее.
Появилась категория «отверженных», которых изгоняли в центр бака, они часто становились жертвами агрессии. Отличить группу «отверженных» можно было по искусанным хвостам, выдранной шерсти и следам крови на теле. Отверженные состояли, прежде всего, из молодых особей, не нашедших для себя социальной роли в мышиной иерархии. Проблема отсутствия подходящих социальных ролей была вызвана тем, что в идеальных условиях бака мыши жили долго, стареющие мыши не освобождали места для молодых грызунов (выравнивание возрастной пирамиды). Поэтому часто агрессия была направлена на новые поколения особей, рождавшихся в баке. После изгнания самцы ломались психологически, меньше проявляли агрессию, не желали защищать своих беременных самок и исполнять любые социальные роли. Хотя периодически они нападали либо на других особей из общества «отверженных», либо на любых других мышей.
Самки, готовящиеся к рождению, становились все более нервными, так как в результате роста пассивности среди самцов они становились менее защищенными от случайных атак. В итоге самки стали проявлять агрессию, часто драться, защищая потомство. Однако агрессия парадоксальным образом не была направлена только на окружающих, не меньшая агрессивность проявлялась по отношению к своим детям. Часто самки убивали своих детенышей и перебирались в верхние гнезда, становились агрессивными отшельниками и отказывались от размножения. В результате рождаемость значительно упала, а смертность молодняка достигла значительных уровней.
Вскоре началась последняя стадия существования мышиного рая — фаза D или фаза смерти, как ее назвал Джон Кэлхаун. Символом этой стадии стало появление новой категории мышей, получившей название «красивые». К ним относили самцов, демонстрирующих нехарактерное для вида поведение, отказывающихся драться и бороться за самок и территорию, не проявляющих никакого желания спариваться, склонных к пассивному стилю жизни. «Красивые» только ели, пили, спали и очищали свою шкурку, избегая конфликтов и выполнения любых социальных функций. Подобное имя они получили потому, что в отличие от большинства прочих обитателей бака на их теле не было следов жестоких битв, шрамов и выдранной шерсти, их нарциссизм и самолюбование стали легендарными. Также исследователя поразило отсутствие желания у «красивых» спариваться и размножаться - среди последней волны рождений в баке «красивые» и самки-одиночки, отказывающиеся размножаться и убегающие в верхние гнезда бака, стали большинством.
Средний возраст мыши в последней стадии существования мышиного рая составил 776 дней, что на 200 дней превышает верхнюю границу репродуктивного возраста. Смертность молодняка составила 100%, количество беременностей было незначительным, а вскоре составило 0. Вымирающие мыши практиковали гомосексуализм, девиантное и необъяснимо агрессивное поведение в условиях избытка жизненно необходимых ресурсов. Процветал каннибализм при одновременном изобилии пищи, самки отказывались воспитывать детенышей и убивали их. Мыши стремительно вымирали, на 1780 день после начала эксперимента умер последний обитатель «мышиного рая».
Предвидя подобную катастрофу, Д. Кэлхаун при помощи коллеги доктора Х. Марден провел ряд экспериментов на третьей стадии (фаза смерти сообщества). Из бака были изъяты несколько маленьких групп мышей и переселены в столь же идеальные условия, но еще и в условиях минимальной населенности и неограниченного свободного пространства. Никакой скученности и внутривидовой агрессии. По сути, «красивым» и самкам-одиночкам были воссозданы условия, при которых первые 4 пары мышей в баке экспоненциально размножались и создавали социальную структуру. Но к удивлению ученых, «красивые» и самки-одиночки свое поведение не поменяли, отказались спариваться, размножаться и выполнять социальные функции, связанные с репродукцией. В итоге не было новых беременностей и мыши умерли от старости. Подобные одинаковые результаты были отмечены во всех переселенных группах. В итоге все подопытные мыши умерли, находясь в идеальных условиях.
Джон Кэлхаун создал по результатам эксперимента теорию двух смертей. «Первая смерть» — это смерть духа. Когда новорожденным особям не стало находиться места в социальной иерархии «мышиного рая», то наметился недостаток социальных ролей в идеальных условиях с неограниченными ресурсами, возникло открытое противостояние взрослых и молодых грызунов, увеличился уровень немотивированной агрессии. Растущая численность популяции, увеличение скученности, повышение уровня физического контакта, всё это, по мнению Кэлхауна, привело к появлению особей, способных только к простейшему поведению. В условиях идеального мира, в безопасности, при изобилии еды и воды, отсутствии хищников, большинство особей только ели, пили, спали, ухаживали за собой. Мышь — простое животное, для него самые сложные поведенческие модели — это процесс ухаживания за самкой, размножение и забота о потомстве, защита территории и детенышей, участие в иерархических социальных группах. От всего вышеперечисленного сломленные психологически мыши отказались. Кэлхаун называет подобный отказ от сложных поведенческих паттернов «первой смертью» или «смертью духа». После наступления первой смерти физическая смерть («вторая смерть» по терминологии Кэлхауна) неминуема и является вопросом недолгого времени. В результате «первой смерти» значительной части популяции вся колония обречена на вымирание даже в условиях «рая».
По названию – «Вселенная 25» – понятно, что это был не первый его эксперимент. Свои первые опыты создания «мышиного мира» он начал ещё в 1947 г. Тогда популяция мышиной колонии достигло своего предела при наличии 200 особей, а стабилизировалось – при 150. Потом были ещё, но все они проходили те же этапы, что и «Вселенная 25» 1972 года: после волны насилия и гиперсексуальной активности следовали апатия, асексуальность и самоуничтожение.
Выводы, сделанные Джоном Кэлхауном, основывались на результатах его экспериментов и пессимистического настроения американского общества 60-70 годов ХХ века. Кэлхаун считал, что исследованный эффект перенаселенности, наблюдавшийся в условиях эксперимента, может рассматриваться как модель будущего состояния для человеческой цивилизации. Это вписывалось в «катастрофическую» модель Мальтуса и соответствовало бытовавшим в то время концептуальным установкам о грядущей перенаселенности и нехватке ресурсов, что позднее было отражено в известных работах «Римского клуба».
Однако последующие работы этологов, основанные, в том числе, на результатах Кэлхауна, показали, что перенаселенность (максимум которой в модели не достигался) в данном случае не первопричина, а ключевой фактор - частота визуальных и, несомненно, запаховых контактов. А наблюдаемое подпороговое, упреждающее снижение численности – это выработанный эволюцией поведенческий механизм, предотвращающий чрезмерную плотность популяции, чреватую истощением ресурсов. В природе это приводит к уходу части потомства (молодежи) с территории рождения, т.е. к сохранению генофонда исходной популяции. Известные конфликты «отцов и детей» - из этой же оперы.
Что касается человеческого общества, то для него описанные процессы – есть один из механизмов остановки роста человечества, который уже работает в странах Запада и начал работать в «третьем» мире. С большой вероятностью в основе процессов демографического перехода лежат именно процессы упреждающего ограничения численности популяции, которые наиболее выраженно проявляются в современных мегаполисах. Биологическая плотность заселения мегаполисов, похоже, превышает некий критический оптимум, что и приводит к преобладанию факторов, присущих «мышиному раю» и последующей депопуляции.
В этом смысле мегаполисы – являются ранними индикаторами демографического перехода, позволяющими увидеть закономерности развития глобальных процессов в целом. В частности, реальная депопуляция и интенсивный миграционный приток, без которого мегаполисы просто не могут существовать, транслируются на системы уже более высокого уровня. К примеру, те же самые процессы характерны для стран «старой» Европы, давно прошедших демографический переход. Отрицательные демографические тенденции коренных этносов и сильная зависимость от миграционных притоков, порождает известные этнокультурные и социальные проблемы.
Следует, однако, отметить существенную разницу в уровне социальной организации мышиной и человеческой популяции. Если для мышей она сводится лишь к примитивному ухаживанию, заботе о потомстве и т.д., то у человека – это огромный культурный пласт, только на освоение которого уходят первые два десятка лет жизни. Поэтому то, что в условиях перенаселенного «мышиного рая» угнетает и, в конечном итоге, губит популяцию, при наличии разума несет функцию информационного обмена и распространения новых идей, знаний, культурных и культовых феноменов. Возможно, что мегаполисы потому и притягивают людей, что обеспечивают не только удобства общественной канализации, но и высокую частоту социальных взаимодействий, добавляя к телефонным разговорам посещение Большого театра, Болотной площади или посиделки в кафе на Тверской. Эта социальная обусловленность противостоит обусловленности биологической (мышиной).
Такая разнонаправленность биологических и социальных последствий перенаселенности осложняет прогнозирование траектории дальнейшего развития. Можно лишь предположить существенность различий стран и находящихся в них мегаполисов в балансе преимуществ социальных взаимодействий и биологических (поведенческих) последствий перенаселенности. Вероятно, что степень дисбаланса будет определять остроту восприятия обществом последствий демографического перехода и смены экстенсивной модели социально-экономического развития на интенсивную.
Уже сейчас стремительное развитие современных коммуникаций понижает стремление в мегаполисы, давая полноценные возможности для социальных взаимодействий в удаленном режиме. Мобильные телефоны и Интернет работают как средство минимизации биологических издержек плотности населения в пользу социальных выигрышей от контактов «всех со всеми», отмеченных в модели С.Капицы. Тем самым поселения будущего – это скорее всего сочетание мегаполисов и коммун на природе, связанное в систему глобальными информационными и транспортными сетями.
Тем самым наличие разума, культуры, информационных взаимодействий дают основания полагать, что человеческую популяцию не постигнет в конце концов судьба «Вселенной 25» и она не выйдет в своем развитии на летальную фазу D. Однако вовсе не исключено, что именно биологические, «мышиные» причины могут выступить на каком-то этапе естественными ограничителями в распространении мегаполисов – по достижении определенного предела скученности центростремительные тенденции могут остановиться и люди предпочтут селиться «на природе», будучи по-прежнему связаны с миром глобальными информационными сетями. Их наличие уже сегодня (связь «всех со всеми») является весомым аргументом в пользу того, что демографический переход, уже свершившийся в так называемых «развитых» странах, является глобальной тенденцией и, в полном согласии с моделью Капицы, произойдет во всех остальных странах мира, что ознаменует собой конец эпохи экстенсивного развития человечества и переход цивилизации на интенсивные рельсы.